А. C. Дежуров

Творчество Э.Т.А.Гофмана в контексте литературы немецкого романтизма.

Мы переходим к следующему разговору. Йенские романтики декларировали двоемирие. Они впрямую не называли этого слова, это сугубо русский термин - "романтическое двоемирие", - введенный в литературный обиход Одоевским, но декларировали, в общем-то, разделенность мира на две части - мир, одухотворенный, мир мечты, и мир материальный. Но это была чистая декларация. Когда мы читаем Новалиса, мы видим, что все предметы его реальности одухотворены. И достаточно лишь вглядеться в мир конечных предметов, чтобы увидеть за конечными формами бесконечное движение бытия.

Антитезис немецкого романтизма - Гейдельберг - растворение в духе народном, назначение героя - слиться с народом, воспринять иррациональную стихию его фольклора, его язык, взглянуть на мир его глазами, не членя мир на составляющие, а увидеть мир в его бесконечной полноте и бесконечном единстве. А когда в литературе появится Эрнст Теодор Амадей Гофман, то он осуществит соединение идеи романтического двоемирия с той нарочитой опрощенностью, которая была присуща гейдельбергскому направлению. Двоемирие Гофмана трагично: идеал кажется настолько удаленным, что возникает сомнение, а существует ли он? Возможно ли стремиться к нему, если он не существует, если он невозможен настолько, насколько он невозможен у Гофмана. Йенские романтики предполагали, что с идеалом можно соединиться, но в потустороннем мире. У Гофмана большие сомнения и на этот счет. А действительность настолько неприемлема, что выглядит карикатурой. Конфликт, между мечтой, которая недостижима, и действительностью, которая неприемлема, основной конфликт романтизма доводится Гофманом до гротеска.

Творческий путь Э.Т.А.Гофмана.

Эрнст Теодор Амадей Гофман (1776-1824), являлся воплощением романтической идеи о синтезе искусств. Он родился и получил университетское образование на территории современной России, в нынешнем Калининграде, тогда Кёнигсберге. Среди его университетских профессоров был Иммануил Кант, и немало есть сочинений о том, как взгляды Канта повлияли на Гофмана. Но тут справедливости ради следует отметить, что Гофман лекции Канта не понимал, не посещал, ходил только на те его лекции, которые казались Гофману наиболее интересными, а это были лекции по физической географии. Как это водится в высших учебных заведениях - временами педагоги не знают, специалистами в какой дисциплине они являются в этом учебном году, потому что приходится время от времени вести предметы, которые просто некому преподавать. И вот из-за такого дефицита пришлось однажды Канту читать лекции по физической географии, в которой он был не очень силен, не говоря о том, что он никогда даже не покидал пределов Кёнигсберга. И Гофман очень умело (он был не лишен театрального дарования) передразнивал Канта. Его однокашники говорили, что Гофман был неподражаем, когда он изображал Канта в буфете. Так что проблематично, насколько Кант мог повлиять на Гофмана. Получая юридическое образование, одновременно Гофман берет уроки музыки, композиторского мастерства и размышляет, кем ему стать: то ли ему стать художником, потому что он обнаруживает в себе талант графика, или же ему стать музыкантом. О том, что он будет писателем, он вообще не знает, и долгое время не ассоциирует себя с образом писателя. Но кроме того, что Гофман был воплощенной романтической мечтой о синтезе искусств, он был воплощением идеи о романтическом двоемирии. Гофман, поколебавшись в выборе, кем ему стать, становится юристом. И когда вы посмотрите на памятник Эрнсту Теодору Амадею Гофману в Берлине, вы увидите на нем - "Эрнст Теодор Вильгельм Гофман", потому что, вообще-то говоря, для всего своего окружения он был Эрнстом Теодором Вильгельмом Гофманом, советником апелляционного суда в Берлине в последние годы жизни. Имя Амадей он взял по своему произволу, под этим именем он сочинительствовал, создавая музыкальные и литературные произведения.

Получив юридическое образование, Гофман отправляется сначала в небольшой городок Глогау, оттуда переведен в Варшаву, в Варшаве, впрочем, он недолго задержался, потому что не ужился с начальством. Он как-то слишком безрассудно воспользовался своим умением рисовать и нарисовал карикатуры на начальство. Карикатуры очень быстро разошлись по рукам, а также очень быстро была узнана рука, которой они принадлежали. Гофмана переправили в другой большой польский город (тогдашняя Польша - это Восточная Пруссия), в Познань. И в Познани Гофман чувствует себя прекрасно, он сочинительствует, он пишет две сонаты, несколько зингшпилей, он женится, не знаю, по любви ли, на польской дворянке Текле-Михалине фон Рорер-Тщциньской (это невозможно никому произнести, кроме поляка), и всё было бы хорошо, если бы не наполеоновские войны. Когда Восточная Пруссия переходит под кодекс Наполеона, то Гофман лишается работы, как немецкий чиновник, поскольку вся деловая переписка в Германии будет вестись только на французском языке, ибо Германия переходит под кодекс Наполеона. Гофман, лишенный места, вынужден расстаться с женой - она уезжает к родителям по той причине, что больше Гофман не может содержать семью, они временно расходятся. При переезде погибает малолетняя дочь Гофмана, единственный его ребенок. У Гофмана были все основания ненавидеть Наполеона. Некоторое время Гофман живет только тем, что рисует карикатуры на Наполеона и распространяет их, и на эти ничтожные деньги кое-как пробавляется. И вдруг совершенно неожиданно ему поступает предложение занять место капельмейстера в городе Бамберге. Это крошечный город, сохранивший поныне средневековую застройку. И там в узеньком четырехэтажном доме, задавленном между двумя лабазами, поселился Гофман, капельмейстер Бамбергского оперного театра. Ну, чем являлся этот театр? Вряд ли это была сцена мировой значительности. Это был маленький провинциальный театр - несколько талантливых неудачников, а большей частью обычная провинциальная халтура. Но это было счастьем для Гофмана, потому что наконец-то он, который всегда хотел быть музыкантом, стал музыкантом. Он не только музыкант, он и художник, потому что мало того, что он пишет музыку для театра, он еще и декорации рисует, он и сам дирижирует, он и как исполнитель собственной музыки выступает, разве что только и как актер он еще не выступал (во всяком случае до нас не доходят такие сведения). Но, тем не менее, той платы, которую представлял ему театр за всю его деятельность, на жизнь не хватало, и он, как многие интеллигентные образованные люди, дает частные уроки музыки. В частности, одной маленькой девочке, по тогдашним представлениям - девушке, по представлениям нашего инфантильного века - девочке. Звали её Юлия Марк.

Гофман совершенно в нее влюбляется, опрометчиво, потому что надо все-таки было помнить, что он женатый алкоголик без гроша за душой, да? А она девочка из хорошей бюргерской семьи, родители - лавочники, которые намереваются выдать её замуж за лавочника. И вот свадьба состоялась, Гофман вёл себя на ней безобразно, вернее, безобразней всех вёл себя на ней жених, он упал, когда вёл Юлию через сад, в лужу, и там уснул. А Гофман орал над его почти бездыханным телом, что, дескать, посмотрите на меня, я же выпил столько, сколько и вы, но я же держусь на ногах! В общем, Гофману отказали от дома. Оно и кстати, потому что прошло несколько месяцев, и Гофман понимает, что жизнь в Бамберге становится невыносимой, он перебирается в театральную труппу Дрездена, потом Лейпцига, а там ввиду окончания наполеоновских войн ему поступает предложение занять место советника апелляционного суда в Берлине. Гофман поселяется недалеко от Александрплатц на углу Таубрен- и Шарлоттенштрассе с видом на Жандармский рынок, и в последние годы жизни работает в апелляционном суде. Он был хорошим юристом, его очень ценили. О своем возвращении в канцелярию Гофман писал: "Я возвращаюсь в государственное стойло".

Почему вдруг я так подробно, что необычно на наших лекциях, останавливаюсь на биографии Гофмана? По той причине, что его роман с Юлией Марк оказывает сильнейшее воздействие на его творчество. И женитьба на Текле-Михалине (которая потом, кстати, воссоединилась с Гофманом, жила с ним вместе и сохранила верность ему во вдовстве) не отменяла того, что почти во всех произведениях Гофмана мы будем встречаться так или иначе с образом Юлии Марк. Мы читаем, скажем, "Известия о последних судьбах собаки Берганца", его новеллу, о том, как пёс Берганца из романа Сервантеса (это говорящая собака), рассказывает герою Гофмана о том, как состоялась свадьба Цецилии. Кто такая Цецилия? Цецилия - это святая покровительница музыки в католическом пантеоне, но под именем Цецилии скрывается Юлия, и мы читаем о том, как жених вёл Цецилию через сад, упал в лужу, и мы же понимаем, что это совершенно автобиографическое произведение. Мы читаем роман "Житейские воззрения кота Мура", о том, как капельмейстер Иоганн Крейслер влюбился в девушку Юлию Бенцон. И понимаем - под именем Крейслера Гофман пишет свои музыкально-критические статьи. Крейслер - сам Гофман, за именем Юлии Бенцон - Юлия Марк. Гофман может злиться на Юлию, и тогда она появляется как отрицательный персонаж, скажем, как в рассказе "Приключения в рождественскую ночь", где она является воспитанницей злого мага и чародея, доктора Дапертутто, Джульеттой. Даже когда мы читаем сказку "Золотой горшок", казалось бы, где не появляется ни один персонаж, подобный Юлии, ее присутствие читается между строк. Там есть Вероника, честная упитанная бюргерша, там есть Серпентина, зеленая змея - ни та, ни другая на Юлию не похожи, но главного героя зовут Ансельм, а в день св. Ансельма родилась Юлия Марк. Юлия стала вдохновительницей Гофмана, стала музой его творчества. Вот почему обойти стороной историю отношений Гофмана и Юлии оказывается совершенно невозможным.

Я противу обыкновения назвал даты жизни Гофмана, хотя обычно избегаю этого разговора, потому что в общем-то, дата жизни писателя, дата его рождения для литературы малозначительна. Значима дата вступления писателя в литературу, дата первой публикации. Первая публикация Гофмана состоялась в 1809 году, то есть, когда прозвучали уже первые манифесты гейдельбергского кружка и когда йенский кружок уже становится "классикой" романтизма. Гофман входит в литературу рассказом "Кавалер Глюк". Христофор Виллибальд Глюк - это великий немецкий композитор эпохи барокко. Возможно, вам он известен по очень популярной музыке - это увертюра к опере "Орфей и Эвридика". Герой рассказа Гофмана - "странствующий энтузиаст" (сквозной персонаж новеллистики Гофмана) - встречается в кабачке с пожилым человеком, который слушает визглявый оркестрик, а оркестрик как раз наигрывает ту самую увертюру из оперы "Орфей и Эвридика", ставшую уже тогда достоянием повседневности. Судя по выражению лица этого пожилого, старомодно одетого господина в камзоле и парике, старых по моде, видно, что он, наслаждаясь этой мелодией, слышит не ту музыку, которая играется во внешнем мире, а ту музыку, которая звучит в его душе. Попытка разговориться с чудаком-меломаном не увенчалась успехом, старик уходит от разговора и покидает кабачок. Однако энтузиасту вновь удается встретиться со стариком. На этот раз тот стоит у окна оперного театра и смотрит, как музыканты играют "Орфея и Эвридику". Он не слышит, что происходит в зале, но по тому, как поднимаются смычки, по тому, как перелистывают ноты, он понимает, хорошо или плохо играют, мало того, он дает свои советы исполнителям, укоряет их, поощряет. Оказывается, этот старик необыкновенно сведущ в музыке и прекрасно знает сочинения Глюка. Тогда Энтузиаст начинает расспрашивать старика и набивается в гости. Они приходят в маленькую квартирку - очень хорошо обставленную, но очень по старой моде. Там стоят старинные клавикорды, бюро, на котором пачка бумаги, но бумага пожелтела от старости, а чернила в чернильнице высохли. Хозяин оставляет гостя одного, чтобы исследовать комнатку, а сам покидает его для того, чтобы переодеться. И когда возвращается, на нем надет сверкающий золотом старинным камзол, огромный парик. Хозяин дома садится за клавикорды и начинает играть вариации на темы Глюка. Восхищенный Странствующий энтузиаст вскакивает и говорит: "Да скажите же вы, наконец, кто Вы?" На что старик, загадочно улыбаясь, кланяется и говорит: "Я - кавалер Глюк". Всё. Конец истории.

Мы оказываемся в недоумении. У нас две точки зрения на персонаж Гофмана. Мы не знаем - это действительно кавалер Глюк, уже покойный, который не может удалиться от своей музыки, словно бы душа Глюка настолько оказалась привязана к своему творению, что она не может покинуть этот мир? Или это привидение, обретающее плоть, когда звучит музыка? Или это душа, которая вселилась в другое тело? Или - другая точка зрения - может быть, старичок - просто сумасшедший? Может, он был музыкантом, и так любил Глюка, что невольно вообразил себя этим самым Глюком? У нас возникает две точки зрения на эту новеллу, и это характерная черта всего творчества Гофмана в целом. Мы помним с вами, именно Гофману принадлежат самые внятные слова о романтическом двоемирии. В "Житейских воззрениях кота Мурра" капельмейстер Крейслер говорит: "Был я на одном вечере, где балагур-слуга обратился к оркестрантам с подобными словами: "Вы хорошие люди, но плохие музыканты". С той поры я, подобно высшему судии, разделил весь мир на две неравные части - музыкантов и просто хороших людей".

Мы понимаем, что, по всей вероятности, это разделение на музыкантов и просто хороших людей относится не только к художественным образам, но и к читателям. Получается, что только от нас зависит, как воспринимать это произведение. Какими глазами мы читаем? Глазами музыканта? Да, когда перед нами новое воплощение композитора Глюка. Или глазами просто честного бюргера? (Если буквально перевести слова "просто хороший человек", получается просто "честный бюргер"). Тогда, конечно же, этот человек не в своем уме. Посмотрите, этот прием, открытый Гофманом , фиксируется в литературе. Скажем, читаем мы "Пиковую даму". Произведение то ли романтическое, то ли реалистическое (нам это совершенно не важно сейчас), помните, что происходит в финале? Герман смотрит на карту, Пиковая дама ему подмигивает, Герман сходит с ума - одна последовательность событий, если мы будем читать глазами героя-музыканта. Другая последовательность событий: Герман, потеряв капиталы и надежды, сходит с ума, он смотрит на Пиковую даму, ему кажется, что она ему подмигивает. Точка зрения "просто хорошего человека". Таким образом, в нашей воле воспринять: то ли Герман сошел с ума от того, что пиковая дама подмигнула, то ли пиковая дама подмигнула от того, что Герман сошел с ума. Прием, открытый Гофманом.

Герой-музыкант и герой - просто хороший человек в сказочной новелле Гофмана "Золотой горшок".

И вот теперь, раз уж зашел разговор о том, что мир поделен на "музыкантов" и "просто хороших людей", мы обратимся к ранней сказочной новелле Гофмана, которая называется "Золотой горшок" (1812). Эта новелла Гофмана еще относится к бамбергскому периоду его творчества, в пик его влюбленности в Юлию Марк. Герой новеллы, студент Ансельм, отправляется в Линковы купальни (это такое предместье Дрездена, курортная зона), затем чтобы на свои скудные капиталы приобрести там пива и познакомиться с хорошенькими девушками. Было бы очень мило, если бы девушки спросили бы: "Что это за музыка играет?" А студент Ансельм нашелся бы и сказал, что за музыка, потому что студент Ансельм одухотворенная натура, он интересуется музыкой и сам сочинительствует, стихи пишет и играет на музыкальном инструменте. Хорошо бы, чтобы он представился девушкам и при этом поклонился бы так, чтобы не наступить в лужу и не забрызгать бы девушек грязью, как часто с ним случается. В таких раздумьях студент Ансельм наступает в корзину с яблоками и пирожками на рынке, торговка начинает вопить какой-то вздор, он кричит: "Потоптал моих детушек, ужо тебе, попадешь под стекло!" Студент Ансельм отдает ей все свои жалкие капиталы и уже совсем с иным настроением отправляется в Линковы купальни, расставшись с надеждой выпить пива и познакомиться с девушками.

Вопрос - к какой категории героев принадлежит Ансельм? Это музыкант или это просто хороший человек? Мы видим, что перед нами, по сути дела, плюропотентный молодой человек: он разбирается в музыке - это показатель его одухотворенности. Он играет на музыкальном инструменте, пишет стихи. Но многие молодые люди пишут стихи, это еще не значит, что они музыканты. В юности человек, вообще, ближе к мистическому восприятию мира, но именно в юности человеку и приходится выбрать, по какому пути он пойдет дальше развиваться, по своему, для себя решать вопрос о первичности. Будет ли это путь духовного становления или это будет путь, больше связанный с материальным миром. Студент Ансельм неуклюж, вы обратили внимание: оно может наступить на подол девушкам и забрызгать их грязью. Он, вообще, находится в постоянном конфликте с материальным миром. Посмотрите-ка, как ополчаются против героя Гофмана предметы. Однажды Ансельм захотел занять прибыльную должность и пошел на прием к важному лицу. Согласно современной моде, мальчики носят короткие волосы. Это не хорошо с позиции людей старшей генерации, воспитанных в восемнадцатом веке; у юноши должны быть длинные волосы, завязанные в косичку. А косичка должна быть напудрена. И вот Ансельм идет со своими короткими волосами в цирюльню, там ему кое-как привязывают протез косички к его коротким волосам, и он идет к важному лицу. Войдя, он спотыкается о ковер - первый предмет, падает на стол (второй предмет), опрокидывает чернильницу (третий), которая заливает чернилами документы (пятый), и , наконец, косичка (пятый предмет), отваливается, и мопс, который с заливистым лаем путается в ногах у Ансельма, хватает её в зубы и подносит своему хозяину. О чем говорит такая крайняя степень неуклюжести романтического героя? Мы помним еще по "Белокурому Экберту", о том, что герою неуютно жить в мире конечных материальных предметов, о том, что этот человек адресован в мир идеальный. Вообще, мы обращаем часто внимание и в жизни на то, что люди одухотворенные, люди глубокомысленные, находящиеся в постоянной рефлексии, в осмыслении своего внутреннего мира и отношений между миром внутренним и внешним, как правило, оказываются нелепы в обществе, смешны, неуклюжи, у них всё валится из рук. "На всякого мудреца довольно простоты", как говорится в народе. В чем причина этой неуклюжести? В том, что этот человек, по всей вероятности, и не живет в этом материальном мире, а вся его мысль сосредоточена на созерцании мира духовного.

С другой стороны, с какими мыслями этот одухотворенный студент идет в Линковы купальни? Выпить пива и познакомиться с хорошенькими девушками. Ну и чем это выделяет его из прочих студентов? Все, ну, преимущественная часть студентов любит выпить пива - это дешевый демократический напиток, а тем более речь идет о Германии, которая славна культурой пивоварения. Он хочет познакомиться с девушками… Все студенты в весенние месяцы, выпив пива, ищут возможности познакомиться с хорошенькими девушками (кроме незначительного числа уклонистов, которые не рассматриваются в нашей лекции). Что получается? В общем-то, это мысль совершенно заурядного студента. Получается, что этот герой может быть рассмотрен и как герой-музыкант и просто как хороший человек. То есть, пока что ничто не говорит о том, что он принадлежит к какому-то одному из этих миров, он находится в раздвоенности, он плюропатентен.

Он оказался в Линковых купальнях, денег у него нет, проект с пивом неосуществим, но в качестве маленького утешения у него есть с собой пользительный табак конректора Паульмана. Конректор Паульман, его университетский приятель, угостил своего студента этим пользительным табаком. Ансельм садится под кустом бузины, набивает трубочку, раскуривает ее и словно бы слышит звон колокольчиков. (Смех в зале.) И когда он разворачивается к кустам бузины… А бузина дерево особенно одухотворенное в немецком фольклоре и в общеевропейском, считалось, что у бузины есть своя душа и что бузина может симпатизировать человеку или относиться к нему с антипатией, отголоски этого фольклорного представления можно прочитать в сказке Андерсена "Бузинная матушка"… У Гофмана указания на одушевленность бузины нет, но всякий немец девятнадцатого века знал, что бузина особо одухотворенный куст. …И вот в этих кустах бузины под звуки колокольчиков ползают зеленые змейки, одна из которых как-то особенно тепло смотрит на Ансельма. Ансельм откуда-то уже узнает, как зовут её, её зовут Серпентина, имя, заимствованное Гофманом из французской сказки восемнадцатого века . Её зовут Серпентина. И вдруг он слышит, со дна Эльбы раздается голос: "Довольно гулять, довольно, домой, домой!" Зеленые змейки, одна из которых вздыхала нежно по поводу Ансельма, прыгают в Эльбу и исчезают. Ансельм стоит, сотрясает кусты бузины и кричит: "О, вернись, вернись, Серпентина!" Проходящая мимо женщина говорит: "Какое варварское, нехристианское имя - Серпентина!"

Рассмотрим этот фрагмент. В нем читается прием романтического двоемирия, каким он был заявлен у Вакенродера: один герой созерцает мир фантастический, а другой герой порицает первого, не видя никакой фантастики, но демонстрируя показательное ханжество. Но возникает, опять-таки, двойственная точка зрения: по какой причине Ансельм увидел зеленых змеек?

Мы стоим на тех позициях, которые не предполагают, что в литературе есть какие-то лишние и случайные фразы. Стало быть, Гофман зачем-то вводит такой мотив, как трубка с "пользительным" табаком. Что такое был "пользительный" табак начала девятнадцатого века? Вполне понятно, в девятнадцатом веке о наркотической зависимости ничего не знали, опий можно было купить в любой аптеке, табак с опиумными добавками был весьма популярен. Конечно, излишняя приверженность к опиуму считалась пороком, также как и алкоголизм, но никому не приходило в голову запрещать опиум. Так что касается более простых развлечений, скажем, конопли, то её пополам с табаком курили, как правило, матросы - это очень дешевое развлечение. Люди интеллигентные использовал опиум как обычное снотворное, его рекомендовали даже детям. И только лишь где-то к тридцатым годам начали соображать, что многие люди, совершенно не планировавшие стать наркоманами, ими стали, просто используя опиум как болеутоляющее при, скажем, ревматических болях. А что касается двенадцатого года, то вполне понятно, каким мог быть этот табак. Но мы понимаем, перед нами выбор: от нас зависит, какое объяснение мы дадим происшедшим событиям, мы - музыканты или мы - просто хорошие люди. Ансельм действительно увидел зеленых змеек, они существую в реальности, или это только лишь плод его наркотических грез? Вполне понятно, конечно, что Гофман берет нас всех в свои союзники, чем дальше, тем более очевидным станет, что выбор мы должны сделать в сторону фантастического мира, но пока что - пятьдесят на пятьдесят.

Ансельм встречается с компанией: конректор Паульман, его дочери, среди них Вероника, ровесница Ансельма, регистратор Геербранд, молодой человек, чуть старше годами Ансельма. Все приветливо приглашают Ансельма на прогулку, и Ансельм присоединяется к компании. Что же касается Вероники, дочери конректора Паульмана, то она всегда смотрела на Ансельма как на милого забавного чудака до поры, покуда при ней не прозвучала фраза, что Ансельм подает большие надежды и с годами, того гляди, станет надворным советником. И вот перед глазами Вероники возникает мистическое видение, словно как сидит она у окна… А это такое развлечение было у немок еще до недавней поры, можно было в провинции видеть на узких улицах: кладешь на подоконник подушку, утыкаешь туда локти, и таращишься, да, как истинная немецкая фрау, таращишься на то, что происходит на улице. Впоследствии с развитием новых современных технологий, это развлечение уступило место другим. Но, в общем-то совсем недавно в Германии он о было популярно. Так вот, сидит Вероника у окна, в ушах у неё светятся алмазные сережки, а мимо проходящие люди говорят: "Ах, какая дивная женщина эта госпожа надворная советница фон Ансельм". Всё смешалось, видение исчезло, но воспоминание о нем сохранилось.

А что же касается Ансельма, он на Веронику совсем не смотрит, а смотрит он на зеленые всполохи в Эльбе, покуда компания катается на лодке. И Ансельм пытается разглядеть: это зеленые змейки или это отражение фейерверка над рекой? Опять - двойственное объяснение. Как было на самом деле, непонятно.

На следующий день дома у конректора Паульмана Ансельм встречается со странным стариком, это королевский архивариус Линдхорст. Неожиданно архивариусу пришлось разговориться, и он упомянул, что у него есть родной брат. Компания заинтересованно спрашивает: "Ах, у вас есть брат, господин королевский архивариус, чем же оно занимается? Он занимается частным предпринимательством или состоит на государственной службе?" - "Нет, - говорит архивариус, нюхая табак. - Он встал на дурной путь и пошел в драконы". Обратите внимание, как у Гофмана фантастика переплетается с бытовыми подробностями. Как мы выясним, архивариус - это Великий Саламандр из царства Фосфора, но он говорит о фантастических явлениях, "нюхая табак", то есть, представляя нашим очам довольно пошлое, расхожее, весьма малоэстетичное зрелище. Архивариуса начинают расспрашивать, как, то есть, в драконы? Выясняется, что когда-то оба они, и он, и брат его, жили в стране поэтов - Атлантиде. (Мы понимаем, откуда взят образ Атлантиды - из Новалиса). В стране поэтов - Атлантиде, в Царстве Фосфора. И вот архивариус, вернее, Великий Саламандр, провинился перед Фосфором, а брат его провинился еще больше, потому как стал Драконом. И вот однажды этот дракон пролетал над свекловичным полем, и из крыла Дракона вывалилось перо. От любви к драконьего пера к одной свекловице на поле, появилась ведьма, которая теперь всё время мешает и вредит архивариусу. (Читатели, конечно, уже ее отождествили с старухой, которая кричала нелепые слова в начале сказки). Все присутствующие в гостиной конректора Паульмана перемигиваются и пожимают плечами, объясняют Ансельму, что с архивариусом "иногда бывает", он временами ведет какие-то странные речи. Напротив, Ансельм его слушает с особым вниманием, полагая, что всё это совершеннейшая правда. Он подходит к архивариусу, и архивариус приглашаетАнсельма к себе на работу. Зная, что у Ансельма прекрасный почерк, ему предлагают переписывать манускрипты.

На следующий день Ансельм решается пойти по данному архивариусом адресу. По пути, как человек нервный, он думает успокоить себя тем, что выпьет пару рюмочек желудочного ликера. Он заходит в кабак, выпивает два стакана ликера, идет к дому архивариуса. Берется за молоток, а надо сказать, что в тогдашней моде молотки были с изображением человеческого лица, эти молотки сохранились в Германии до сих пор как антиквариат. И вдруг лицо на этом молотке искажается, губы тянутся к Ансельму и молоток на его глазах начинает превращаться в старуху. Ансельм роняет молоток а также и себя - аккуратно на мостовую. Когда он приходит в чувство, ему говорят, что "счастье, господин Ансельм, что когда вы потеряли сознание, рядом с вами оказалась добрая старушка, которая попыталась привести вас в чувство". Мы понимаем уже, что это за старушка, мы начинаем раскручивать: старуха, дочь Свёклы, старуха, торгующая яблоками, пирожками, которая кричит "попадёшь под стекло", мы уже понимаем, кто имеется в виду. Но, тем не менее, возможность реалистического объяснения осталась, ведь неспроста Ансельм зашел в ресторан и выпил два стакана ликера. Может быть, этот желудочный ликер произвел особое впечатление на нервного студента? У нас опять остается возможность реалистического объяснения происшедшего. Но мы понимаем, что уже вес фантастики оказывается больше, по сравнению с реалистическим объяснением. Тем более, что когда студент жалуется архивариусу на то, что их рандеву не состоялось, архивариус спокойно объясняет: "А-а, ну, так это старуха, я вам объяснял. Вот, возьмите бутылочку с аурипигментом, плесните ей следующий раз в лицо и всё будет нормально". Так это и происходит: молоток съеживается, вновь к нему возвращаются очертания нормального буржуазного молотка, и Ансельм беспрепятственно входит в дом к архивариусу. Что за дом? Необыкновенный дом, надо сказать. В нем зимний сад, диковинные растения, самое диковинное - это куст огненных лилий, но выясняется, что это не куст, это шлафрок, надетый на архивариусе, то есть, спальный халат, по сути дела. Опять-таки, архивариус - Великий Саламандр Станы Атлантиды, работает королевским архивариусом, со скверным характером, надо заметить, нюхает табак. Огненная лилия поэзии - символ Великого саламандра - вышита на его спальном халате, в котором он принимает гостей. Гофман постоянно разрушает идеальное при помощи вторжения иронического, при помощи обытовления, а временами даже физиологического перегиба.

И вот мы видим: летают пересмешники, которые издеваются над Ансельмом, а ими управляет серый попугай с пенсне на носу. Ансельм оказывается в комнате, которая кажется - вместо потолка у неё лазурное небо, а в него бесконечно уходят золотые колонны. Манускрипт, который дали Ансельму, переписать невозможно, , но он слышит звон колокольчиков, по золотой колонне спускается Серпентина, которая рассказывает ему о стране поэтов Атлантиде. Ансельм погружается словно бы в сладкую грезу, а когда пробуждается от нее, то видит, что манускрипт с неразборчивыми письменами полностью переписан.

Так что мы видим, студент меняется, он становится более музыкальным существом после встречи с Серпентиной и Великим Саламандром.

Тут опять не оставляет нас вопрос: а каким бы он был если бы на него не оказали влияния чары Великого Саламандра? И мы поймем, каким бы он был, потому что не только Великий Саламандр будет влиять на Ансельма. Дело в том, что идея Вероники о том, чтобы стать надворной советницей фон Ансельм с алмазными сережками в ушах, она имела свое продолжение.

Вероника, одержимая идеей стать надворной советницей фон Ансельм, обращается по конкретному адресу к услугам оной пожилой ведьмы - фрау Рауэрин. Хочу обратить ваше внимание: Гофман располагает своих волшебников по конкретным адресам. Этот прием впоследствии будет использован самым широким образом мировой литературой, в частности, Булгаковым. Мы читаем "Мастера и Маргариту" и видим, что его бесы живут в квартире номер 50-бис на улице Большой Садовой. Между Гофманом и Булгаковым можно найти немало тематических параллелей, эта - не последняя. Вероника приходит к старухе, ей открывает, действительно, старая ведьма с обезображенным ожогами лицом, черный кот мечется с диким мявом в ее ногах, летучие мыши летают среди паутины под крышей. Старуха начинает нести какую-то околесицу про студента, который потоптал её детушек и обезобразил её аурипигментом. Вероника, трезвая бюргерша, говорит ей: "Старуха, я пришла к вам по делу. Я хочу выйти замуж за господина фон Ансельма, которого я люблю и уважаю. Если вы будете нести такую глупость и дальше, то я немедленно покидаю этот дом и больше ноги моей здесь не будет". Что происходит со старухой? Вдруг всё преображается. Оказывается, Вероника стоит во вполне приличном доме, на старухе нарисовался непонятно откуда чепец, огромный черный кот превращается в слугу, исчезли летучие мыши, крысы и пауки, и оказывается, это уже не старуха, а бедная старая Лиза, которая воспитывала когда-то Веронику. На что мы обращаем внимание? На то, на что обращает внимание всякий трезво мыслящий человек: нечистая сила является только тем, кто в неё верит. Вы обратили внимание, что людям скептически настроенным, как правило, ведьмы, гномы, тролли, черти и прочие не являются? А являются они исключительно тем, кто желает их видеть. И кто тут более прав, рационалист или мистик, совершенно непонятно, здесь возможна та и другая точка зрения. И вот мы видим, Вероника не допускает возможности мистического в своей жизни, и мистика отступает: действительно, старая ведьма превращается в ординарную старуху. Мы понимаем, что Гофман сам мистик, и мы становимся на ту точку зрения, что в действительности это все-таки дочь Свёклы и Драконьего пера. Но возможен иной подход. Старуха убеждает Веронику, что им необходимо отправиться на непаханое поле и там отлить волшебное зеркальце. Действительно, среди ночи Вероника и старая ведьма фрау Рауэрин на непаханом поле ворожат у тигля, в котором выплавляется волшебное зеркальце, вдруг слышно хлопанье крыльев и крики: "Вон отсюда, сволочь!" Вероника теряет сознание, пробуждается в собственной постели. Сестра говорит ей, что ночью ветер распахнул окно, и дождем забрызгало платье Вероники. Вероника разжимает руку и видит, что в руке у нее маленькое зеркальце, в нем отражается студент Ансельм и словно бы ей, Веронике, слегка улыбается. Обращаю Ваше внимание на этот прием, введеный Гофманом в литературу. Как он распространится по литературе, а после того еще и по кинематографу с легкой руки Гофмана! Герой возвращается из потустороннего мира, понимает, что это был сон (сон является оправданием фантастики), а какой-то элемент из этого сна, появляется и указывает, что, возможно, не всё это было сном. Но, скажем, очень часто этот прием будет использоваться в советской фантастике. Помните, в двадцатых годах в русской советской литературе возникает борьба со сказочным началом. Маяковский выпускает плакаты, на которых мы видим, как изгоняются из литературы Красная Шапочка, Баба Яга и прочие персонажи. Но вовсе изгнать сказочную фантастику из советской литературы было невозможно. И какое было найдено оправдание? Сон. Сон оправдывает появление фантастики. Скажем, вы видели его, в кинематографе: "Королевство Кривых Зеркал" или "Иван Васильевич меняет профессию". Тоже - Шурик возвращается из мира грёз, выясняется, что всё это было исключительно сон и наваждение, а видит вдруг Шапку Мономаха, которая лежит на столе. И вдруг выясняется, что это не Шапка Мономаха, а свернувшийся клубком кот. Это, по сути дела, прием Гофмана, ведь точно также Мари из "Щелкунчика" прибежит к дядюшке Дроссельмейеру и будет кричать: "Я убила Мышиного Короля! Вот короны с его трех голов!" Он говорит: "О, прекрасно! Так ведь эти короны - с цепочки от моих часов, я их потерял, как хорошо, что ты их нашла". Какое объяснение правдивее: иррациональное или реалистическое? И в то же время дядюшка Дроссельмайер отметит, что эти короны немножечко непохожи, на те, что он потерял.

Так что вот этот прием Гофмана прочно войдет в литературу и превратится, по сути дела, в штамп. Но когда мы читаем Гофмана, мы понимаем, что он первый вводит такой прием и он не утратил еще своей первозданной свежести.

Студент Ансельм приходит к Архивариусу переписывать манускрипты, но не обнаруживает в себе прежней любви к Серпентине, всё больше он размышляет о Веронике, о том, как был бы счастлив его брак с ней, благополучен, во всяком случае, если не счастлив. Дом Архивариуса оказывается совершенно обычным, небольшим домиком, а прежде, когда заходил в него Ансельм, то он был внутри больше, чем снаружи. (Помним, квартира номер 50-бис тоже была внутри больше, чем снаружи.) Зимний сад представляет собой штатные пыльные растения, летают там не пересмешники, а воробьи, чирикают на непонятном языке. Комната, в которой работает Ансельм - это пошлые голубые обои с золотом , она раздражает Ансельма своими кричащими красками. И манускрипт, с которым должен работать Ансельм, переписать невозможно. Ансельм сажает жирную кляксу, чего делать было нельзя, всё смешалось, и вот Ансельм очнулся: он сидит в стеклянной банке на книжной полке над столом Архивариуса, видит, что Архивариус внизу что-то пишет, а рядом в таких же стеклянных банках находятся другие люди. Ансельм спрашивает людей в банках, что они тут делают? А они отвечают ему, что они вовсе не в стеклянных банках, они гуляют по Дрездену и в настоящий момент стоят на Эльбском мосту. Мы понимаем, начинается какая-то уж вовсе невероятная игра с пространством. Выясняется, что человек может одновременно гулять по Дрездену и сидеть в стеклянной банке. Ансельма от этих людей отличает то, что он сознает, что он находится в стеклянной банке. То есть, осознаваемая им часть его - она здесь, в этой стеклянной банке. В дом врывается ведьма, она вступает в бой с Архивариусом, бросает в него землю из Золотого Горшка, ведь старухе важно овладеть Золотым Горшком! И тут мы обращаем внимание, как странно, про Золотой Горшок, который стал заглавием сказки, можно сказать, вспомнили только под самый её конец. Очень не понятно, почему сказка называется "Золотой горшок", почему её было не назвать "История Ансельма", как называется, скажем, балет по этому сюжету? Старуха вступает в битву с Великим Саламандром, и битва эта заканчивается, естественно, победой Саламандра, Старуха уничтожена, Серый попугай уносит её, превратившуюся в корнеплод, из дома Архивариуса.

О дальнейшей судьбе Ансельма и Серпентины мы узнаем из эпилога сказки. К автору заходит в гости господин королевский Архивариус, и рассказывает о том, что теперь Ансельм живет в стране поэтов - Атлантиде, он женился на Серпентине, и она, Серпентина, выносит ему, Ансельму, Золотой горшок, и которого вырастает Огненная Лилия поэзии. Автору самому хотелось бы оказаться в этой стране поэтов, но Архивариус убеждает его, что автор давно располагает там мызой, то есть, фермой.

И вот теперь опять остановимся и задумаемся над тем, кто такой студент Ансельм? Насколько музыкальна его душа?

Мы понимаем, что студент Ансельм удостоился духовной награды, он женится на мистическом существе и живет отныне в Стране Поэтов. Однако, можно между строк прочитать, обмолвка есть у Архивариуса, что в действительности фактически студент Ансельм живет где-то в холодной мансарде здесь же в Дрездене. Вместо того, чтобы стать преуспевающим надворным советником, он стал поэтом. То есть, его материальное существование продолжается здесь на земле, то есть, вы видите, что человек существует как бы в двух ипостасях у Гофмана: есть люди, которые прекрасно живут в этом мире, но душа х находится в стеклянной банке. Есть люди, душа которых живет в Стране Поэтов - Атлантиде, а их материальная оболочка продолжает жить и творить в нетопленой мансарде.

С другой стороны, этот самый Золотой Горшок, который достается в награду Ансельму, что он собой являет? Странновато для немцев включение в название сказки такого приземленного образа - горшок, да еще и золотой. Мы помним с вами: предмет немцам враждебен. Плюс к тому, романтикам враждебен предмет, имеющий материальную ценность - золото. И, наконец, еще одна коннотация к этому "Золотому горшку". Раннее письмо Гофмана, он пишет его своему другу Христиану Гиппелю. Письмо это относится к самому началу работы над сказкой. "Задумал я писать сказочку о том, как некий студент влюбляется в зеленую змею, страдающую подгнетом жестокого архивариуса. И в приданое за ней получает золотой горшок, впервые помочившись в который, превращается в мартышку".

Посмотрите, этот замысел Гофмана оказался нереализованным. Но мы понимаем, что изначально это был золотой ночной горшок. То есть, предмет, который отнюдь не поэтичен. Мы видим, у Гофмана контрастируют поэзия и физиология, с карикатурой. Сам Архивариус, говоря о том, что он выдал Серпентину за Ансельма, цинично заявляет, дескать, хорошо бы еще двух девиц сбыть с рук, так они мешают ему. И мы понимаем, что не только из чистой поэзии создан Великий Саламандр, он еще и существует в материальном воплощении как королевский архивариус, в общем-то, бюргер. Но, тем не менее, ранняя сказка Гофмана заканчивается, в общем-то, положительно. Её герой - герой-музыкант получает духовное достояние. Но мы видим, что назвать его музыкантом в чистом виде нельзя, получается так, если на него воздействуют чары Великого Саламандра, он любит зеленую змею. Если на него воздействуют чары ведьмы - дочери свёклы, то он влюблен в обычную девушку Веронику. То есть, получается, с самого начала - он молодой человек, обращенный как в мир мечты, так и в мир реальности, и его духовное становление не зависело от него. А слова старухи, прозвучавшие в самом начале "Ужо тебе, попадешь под стекло!" - реализовываются финале сказки. Получается, что его судьба была ведома старухе, что на самом деле, не он активный деятель, а над ним тяготели потусторонние волшебные силы. Возникает тот же вопрос о музыканте и просто хорошем человеке применительно к другой, поздней сказке Гофмана "Крошка Цахес по прозванию Циннобер" (1819). Эта сказка была написана уже в берлинский период жизни Гофмана, когда он расстался с мечтой о Юлии Марк, когда он расстался с карьерой капельмейстера и вернулся в "государственное стойло". Но эту сказку я расскажу вам в следующий раз, и, надеюсь, вы не будете уже так зачарованно слушать, потому что успеете прочитать ее дома до лекции.

Спасибо за внимание, всего доброго. А. С. Дежуров.